Trepidus

[mrshoggoth]

Название: Trepidus
Рейтинг: G
Жанр: постапокалиптика
Размер: мини
Статус: закончен
Предупреждение: сюжета еще меньше, чем обычно.
Я, как это мне свойственно, тотально недовольна собой. Но раз уж написалось. Увидите шероховатости - немедленно сообщайте
(Trepidus - объятый страхом)

читать?

Дитрих не уверен, что за причина заставляет его сегодняшним вечером покинуть свою уютную комнатку и идти в общую гостиную. Едва ли это скука.
Еще не доходя до двери, он слышит громкие голоса, смех, звон стекла, стук. Сегодня тут людно.
Войдя, Дитрих недовольно кривит губы – накурено.
Он бы рад развернуться и уйти, но его уже заметили. С ума сойти, кто-то еще может видеть среди этого дыма.
- Эй, глядите-ка, Дитрих! Иди сюда, дорогуша, у нас к тебе несколько вопросов.
Смотрите внимательно. Вот эта гримаса Дитриха – выражение крайнего неудовольствия. Следующая – брезгливости. А вот и обреченность.
Заметив на одном из диванчиков Джонатана, Дитрих присаживается рядом. Не исключено, что он нашел самое спокойное место в этом бардаке.
- Эй, Дитрих, говорят, ты завалил Дериша! Да ты у нас герой!
Ох, знали бы Вы, как наш дорогой друг устал от всех этих недоумков. Бедный, бедный страдающий Дитрих. Голос его печален и вял.
- Кто говорит?
Удивительное дело. Не мистер же Роджерс распускает слухи?
- Ну а кто это может быть, как ты думаешь? Разумеется, Сэмми.
Ах, ну конечно. Наша главная сплетница. Вот, взгляните, сидит по другую руку от Джонатана и невинно хлопает ресницами. И выглядит при этом, по мнению Дитриха, неимоверно глупо. Вообще, Сэмми являет собой довольно-таки печальную картину. Слишком хрупкий, слишком рыжий и слишком кудрявый. Таких хочется убивать исключительно из жалости. Ну, а кроме того, веснушки его действительно уродуют.
А Дитрих уже готов к дальнейшим расспросам. Он уже проговаривает про себя первые предложения. Но, ах, вот незадача – никто его не спрашивает.
И это как-то даже обидно. Нет, не сказать, что Дитриху так уж хочется распространяться на эту тему. Нет. Но он готов сделать мученическое выражение лица и, превозмогая страдания, рассказать хоть что-нибудь о своей роли в кончине Дериша. Однако, как выясняется, это никому не нужно.
Вы только представьте себе разочарование Дитриха. Ему очень и очень грустно.
И тогда.
- Расскажешь, как это случилось? – интересуется Джонатан.
Эти его внимательные глаза. Этот его мягкий тон. Джонатан мог быть обаятельным, когда хотел. Дитрих раньше об этом не знал. Но, очевидно, это было именно так. И значило это, по мнению Дитриха, только одно – у Джонатана на него какие-то планы. И ему очень хотелось бы знать, что же это за планы. Убийство или что-то еще? «Ты слишком много думаешь об убийствах» - сказал себе Дитрих. Но, с другой стороны, не гадать же о том, чем может оказаться это «что-то еще». Ведь Дитрих сомневался, что у Джонатана могут быть какие-нибудь еще желания и потребности. Дитрих вообще был готов отказать ему во всех желаниях, настолько апатичное существо он видел впервые. Если бы его глаза не были открыты, можно было бы решить, что он спит. Впрочем, так можно решить даже когда они открыты. Вот только. Внутри у Джонатана живет Ненависть, и как раз у нее-то и есть свои желания. У нее-то и есть свои потребности.
- Ну так что же? – спрашивает Джонатан. – Как ты его убил?
- Выстрелом. – Коротко отвечает Дитрих. Но не выдерживает, и продолжает быстро, даже с запинками.
- С разворотом, ну, знаешь, когда ты поворачиваешься и стреляешь, а тело еще продолжает двигаться в прежнем направлении.
- Ого.
Тон Джонатана чуть ироничен. И слишком добр.
- Сложный прием.
Дитрих мрачнеет и после недолгого сомнения признается:
- Я упал.
Нет, со стороны ни его сомнения, ни крошечная доля смущения не заметны. Но почему-то ему кажется, что Джонатан все видит. И это пугает, до ужаса пугает Дитриха. Вот только не всего Дитриха, а небольшую его часть, ту, которой давно нет дела до окружающих, ту, которая всецело зациклена на самом Дитрихе. Это довольно влиятельная часть, но ее редко выпускают на волю. Над всеми эмоциями нашего дорогого друга главенствует все же разум. Воля и разум. Поэтому Дитрих вовсе не теряет голову. Просто где-то далеко, изгнанная на самый край сознания, теплится смутная паника. Ну, я думаю, это похоже на то, как если бы чесалась нижняя стенка сердца. Или верхняя стенка желудка, я не уверена.
- Вот как. – Мягко усмехается Джонатан.
Дитрих молчит. Я бы даже сказала «надменно молчит».
Джонатан смотрит на него пугающе добрым, но все же чуть-чуть отстраненным взглядом. Это странным образом успокаивает. Дитриху на редкость уютно, хоть ему и не слишком нравится всякого рода спокойствие, на самом-то деле. Он любит движение, любит надрыв. Но и в этой неторопливости есть что-то притягательное.
И тогда Джонатан делает кое-что, что заставляет пульс Дитриха сбиться. Что заставляет его задышать чуть чаще.
Он наконец-то полностью фокусирует на нем взгляд. Он смотрит на Дитриха, а не сквозь него. И это тревожит. Дитрих не уверен, что знает хоть одного человека, на которого бы Джонатан так смотрел. Он чувствует себя особенным. Единственным. И больше всего он хочет чтобы Джонатан внезапно исчез. Оказался где-нибудь далеко отсюда. И тогда Джонатан говорит:
- Хочешь, я помогу тебе с этим приемом?
И это все. Это точка. Это конец. Это паника. Джонатан был практически единственным человеком, которого Дитрих замечал. Джонатан был довольно любопытным объектом наблюдения. Но все это было лишь до тех пор, пока он был пассивен, равнодушен, апатичен. Теперь он изменился, и этот новый Джонатан пугает.
Дитрих медлит перед ответом. Он изо всех сил сдерживается, чтобы не дышать слишком часто, чтобы смотреть прямо на Джонатана, он старается выровнять пульс.
- Я надеюсь справиться сам.
Ему жутко от того, что такие равнодушные обычно глаза Джонатана сейчас устремлены прямо на него. Жутко от неподдельного интереса и участия в этих глазах. Во всяком случае, господа, Дитриху эти интерес и участие кажутся неподдельными.
- Как хочешь. Но если передумаешь – обращайся.
Джонатан спокоен. Ни капли обиды, ни следа досады. С ним явно что-то не так.
И Дитрих позорно бежит прочь. Точнее с достоинством удаляется в свою комнату. Но внутри у него все зудит, его кости рассыпаются, а кровь превратилась в кучку злобных муравьев и жалит, жалит, жалит его прямо в сердце. Или куда-то неподалеку от него.
Трясущимися руками Дитрих запирает дверь своей комнаты и мягко оседает на пол. Он обхватывает плечи руками, но его все равно бьет дрожь. Ему страшно. Нет, кроме шуток, господа, ему и в самом деле страшно.
- Тебе нужно успокоиться, тебе нужно успокоиться, - шепчет Дитрих.
- Дыши глубже, все уже хорошо, - уговаривает он себя.
Он осторожно поглаживает свои предплечья.
- Все уже хорошо, - сквозь всхлипы. Сухие отчаянные всхлипы. Это не рыдания, он просто давится воздухом.
- Глупая истеричка. Глупая истеричка, успокойся.
Дитрих поглаживает свою ногу. Левую. Аккуратно скользит ладонью по животу. Снова проходится по плечам.
И да. Ему становится легче. Спокойнее. Проще дышать. Ему становится лучше.
Но взгляните еще раз на этот дрожащий комок, нервно ласкающий сам себя. Он жалок. Вы видите? Он жалок.
Испуганный.