Тут бесплатно раздают плесневелые печеньки.

[mrshoggoth]

Итак. Вы пишете фандом, пейринг и ключевую фразу (каждый компонент необходим), а я пишу вам короткий-короткий драббл. Участвуют все желающие.
Фандомы: Южный Парк, Блич и ориджи (если сильно кому-то восхочется, могу еще Weiss Kreuz, ГП, Дозоры Лукъяненко, YnM, Loveless, xxxHolic, Kuroshitsuji, FMA, Gravitation, Vampire Knight, Death Note, Код Гиас, Junjou romantica, D.Gray-man, Kyou Kara Maou, Hellsing, Devil May Cry, Nabari no Ou, Crimson spell, Okane ga Nai, Trinity Blood, Trigan, Wolf's Rain и еще что-то из аниме, но почти без удовольствия вообще все эти названия тут исключительно ради выпендрежа).
Кто-нибудь хочет?

Выполненное:
Для  Sandra-hunta Тони|Алистер, ООС и прочие гадости прилагаются. 393 слова.

читать?

Первое, что Алистер чувствует, просыпаясь, это неприятное покалывание в правой руке. Он снова ее отлежал.
Алистер открывает глаза. Осматривается? Для начала он замечает окно, странно-голое без каких-либо штор, занавесок или чего-то еще.
Алистер поворачивает голову и получает возможность полюбоваться ухом Тони. Довольно обычное ухо, но... Рассмотреть его кажется чем-то абсолютно необходимым. Он приподнимается на локтях, чтобы было лучше видно, но у него получается слишком неуклюже, так, что движение будит Тони. Алистер может рассмотреть это процесс от начала и до конца. Дрогнувшие веки, наморщенный лоб, сжавшиеся губы. А потом Тони открывает глаза. На самом деле, это должно быть немного неловко - проснуться под чужим взглядом. И в самом деле, мало приятного. Такое ощущение, как будто ты что-то упускаешь. Может быть, что-то важное, может быть - нет, но в любом случае, это неприятно. Очень неприятно, неловко и... смущающе. Впрочем, если даже Тони и смущен, по нему это не скажешь. Он внимательно разглядывает Алистера, и тот думает, что сейчас по-идее нужно улыбнуться, продемонстрировать доброжелательность, как бы сказать "все в порядке" или "ничего такого". Но, в конце-то концов, это же Тони. И это же Алистер. Демонстрация не обязательна.
Тони что-то говорит, застегивая свою светло-сиреневую рубашку, или она светло-синяя? Алистер не слушает. Или слушает, но не понимает. Или понимает, но не запоминает. Нет, скорее всего, просто не слушает.
Спокойный голос Тони, его расслабленная поза, уверенные жесты. Уголки его губ опускаются вниз, образуя полукруг, кто-нибудь мог бы патетично назвать это "опрокинутым полумесяцем". Иногда люди так улыбаются, и это выглядит чуть смущенно. Но Тони вовсе не улыбается, он слишком серьезен, так больше похоже на брезгливость. Алистер внимательно разглядывает лицо Блэра. Возможно, дело в том, что сейчас утро, возможно, дело еще в чем-то, но ему кажется, что все лицо Тони стремится... он не может выразить это словами, но лицо как будто бы стремится вниз. Нет, послушайте. Глаза Тони. Они чуть прищурены, и от этого кажется, что внутренние уголки глаз чуть выше. Его тяжелые веки. Губы Тони. Слишком часто они выгибаются этим патетичным полумесяцем. Это и задумчивость, и еще раньше замеченная Алистером брезгливость. И что-то напоминающее неуверенность, когда Тони неторопливо подбирает слова.
Алистер понимает, что Тони чего-то ждет от него, прямо сейчас. Ответа. Он должен продемонстрировать свое внимание, показать, что он слушал, что он все понял, и что у него есть что сказать на этот счет.
Но... в конце-то концов, это же Тони. И это же Алистер. Вы помните? Демонстрация не обязательна.

Для  Анне-Лийзе, ориджинал, "только если ты хочешь" 227 слов

читать?

Вы знаете, Джереми терпеть не может осень. Больше осени он не может терпеть только холодную и дождливую осень.
- Что это? - спрашивает Джереми.
- А, это. Это, друг мой, апокалиптические видения.
- Что?
- Видения апокалипсиса, я говорю.
- Эээ...
- Ну ты знаешь, всадники, звери, блудницы.
- Блудницы?
- Ага. Преимущественно вавилонские.
Джереми внимательно смотрит на Ника. Качает головой и выходит из комнаты. Ник криво улыбается, натягивает на себя одеяло. Несколько минут назад ему было не до того, но сейчас даже слишком заметно, что в комнате холодно.
Джереми возвращается, и возвращается не один. Что-то блестящее сидит у него в руках и смотрит на Ника. Внимательно и немного угрожающе. Или, правильнее будет сказать - предупреждающе? Предупредительно? Или все-таки предупреждающе? С предупреждением. Ник запутался, он опять запутался в словах, опять запутался в собственных мыслях.
- Что это?
- Это? А это, Никки, градусник.
- Что?
- Подожди, я принесу еще таблетки.
- Убери его!
- Лучше просто закрой глаза, Никки.
- Только если ты хочешь.
- Хочу чего? Ник?
- Только если ты хочешь, чтобы я закрыл глаза. И только если ты обещаешь, что эта штука, этот градусник...
Джереми осторожно накрывает ладонью лицо Ника и лишний раз напоминает себе о последствиях падений в холодные лужи. О последствиях падений Ника в холодные лужи. По крайней мере, в этот раз не пришлось вызывать врача.
Джереми терпеть не может осень.

Для  пис_ака. Блич, Айзен/Кира, "созерцательная пассивность". 206 слов

читать?

Изуру хороший мальчик, очень хороший мальчик. Такой добрый, вежливый. Хоть и смотрит на вас порой как на идиотов. На вас? Ой, нет, я хочу сказать "на них". На Вас-то он смотрит совершенно иначе, ну еще бы. Да как будто Вы сами не знаете, Айзен-сама.
Как там это Ичимару вчера назвал? "Созерцательная пассивность"? Да-да, в этом весь наш Кира. Любуется, а не подходит. Наблюдает издалека, но чтобы хоть шаг сделал - нет, нет. Не хочет беспокоить? Изуру такой трепетный, такой заботливый. И так боится быть навязчивым. Наверное.
А вообще, Вы, Айзен-сама, должно быть и не видели как следует взгляд нашего мальчика. Он же рассматривает Вас только издалека, украдкой. А вблизи-то опускает глазки. Но как он опускает глазки, Айзен-сама! Никто так не умеет, да и кому бы? Гину? Ну что ж смеяться-то. Хинамори? Куда ей. Кто там еще? Да неважно же, Айзен-сама. Все равно никто так не может.
Но знаете, вот Вы развлекаетесь. Ждете, пока он что-нибудь предпримет. Думаете, ну не может же бедный мальчик все время томиться от... ну, от чего он там томится. Думаете, будет еще веселее. Но, понимаете, Айзен-сама, это бесполезно. Бедняжку все устраивает. Пройти мимо - поклониться. Заметить издали - полюбоваться.
В этом весь Кира. Вся его "созерцательная пассивность".
Мой совет Вам, Айзен-сама. Действуйте.

Для  Candy Slaughter. Оридж, "И миллиарды твоих новых миров". 842 слова и еще раз напоминаю - мнение рассказчика зачастую разнится с мнением автора, я не считаю Германию райским садом, как бы то ни было

читать?

- Завтра?
- Завтра.
- Я приду?
- Нет.

Когда перед тобой встает выбор – твои друзья или твоя мечта. Что ты выберешь? А когда у тебя и выбора-то нет? А кто еще, кроме тебя, знает, что у тебя нет выбора?
Ты как та лягушка – прыгаешь, прыгаешь. Но из колодца-то тебе не выпрыгнуть. Жди подходящее ведро, дорогуша. Но это обычная ситуация. Но, видите ли, господа, Сашенька-то своего ведра дождался. И нагрянуло оно правильно – внезапно. Просто зачерпнуло воду вместе с лягушонком, и отправилось вверх, к свету. В лучший мир, в лучший мир.
И вот уже Сашенька переезжает с родителями в Германию.
То, о чем он мечтал. То, чего он ждал. То, ради чего он учил этот отвратительный немецкий язык.
Сбылось.
Но уехать, - Вы же знаете, что такое «уехать»? Это значит собрать вещи, купить чемоданы, продать квартиру, продать машину. Вообще продать все, что только можно. Отдать родственникам едва живое, но такое привычное пианино, доставшееся от двоюродной бабушки по материнской линии. И даже не так это важно, что последние пять лет оно использовалось только в качестве подставки под посуду. С ним все равно жаль расставаться.
К слову, о расставаниях. Нужно же попрощаться с друзьями. С кем-то из знакомых, с кем более-менее общались. Обязательно есть близкий друг, от которого так не хочется уезжать. У Сашеньки, к слову. он тоже есть.
Но – не забывайте про выход из колодца. Ведь кажется, что там так хорошо. Там, снаружи. Там можно увидеть не только кусочек голубого неба, там можно даже греться под солнцем. Вот только зачем лягушке это солнце? Впрочем, выберемся – разберемся. Сейчас важнее уехать.
И, в сущности, для Сашеньки нет никаких «но». Да и, казалось бы, ни для кого нет. Друзья погорюют немного, пообещают писать письма. Запишут электронный адрес, номер ICQ, а что еще нужно? Друзья согласны тебя отпустить. если ты хочешь уехать. И это – обычная ситуация. Но, видите ли, господа. У Сашеньки есть друг, очень хороший друг. Может быть, даже Лучший. И с ним одна сложность – он вроде бы и друг, но отпускать Сашеньку не хочет. Совсем не хочет. Даже более того – он уверен, что если Сашенька уедет, жизнь его потеряет смысл. Нет, конечно же, он думает несколько иначе, я бы даже сказала, что он не оформляет свои мысли в слова. Но чувствует он именно так. Или очень похоже.
И вот сегодня этот вроде бы друг пришел повидаться с Сашенькой. В последний раз. Завтра тот улетает. Билеты на самолет куплены, чемоданы упакованы. Квартира кажется пустой, а родители только что не подпрыгивают от волнения.
И вот только что Сашенька отказался от того чтобы его друг, вероятнее всего даже Лучший Друг, провожал его завтра перед отлетом. Отказался ехать вместе в аэропорт. Отказался обниматься на прощание перед таможенным осмотром. Не захотел.
И друг теперь сидит, пьет остывший чай и старается не умолять Сашеньку передумать, не уезжать. Ведь это бесполезно, глупо, а еще – с чего бы ему так поступать?
Друзья говорят: жаль, жаль. Они говорят: нам будет тебя не хватать. Говорят: пиши письма, звони, не забывай. Никто из них не пытается встать на колени и умолять остаться.
Нет, говоря откровенно, этот Друг ни за что бы и не встал на колени. Или умолять остаться – как Вы это вообще себе представляете? Да часто ли такое бывает в жизни? Нет-нет, у кого-то, может, и часто, но большинство людей стараются до такого не доводить. И, хоть увидеть Друга на коленях ни у Вас, ни у Сашеньки нет никаких шансов, ему все же приходится удерживаться от того чтобы на них встать.
Но, если с коленями и мольбами все более-менее ясно, вот отделаться от несчастного страдающего взгляда куда сложнее. Этот Друг, он похож на престарелого щенка. Знаете, эти маленькие собачки. Они никогда не достанут головой Вам даже до колена, у них на спинке уже облазит шерсть, но они все еще смотрят на Вас наивно-печальными глазами, как будто бы это может помочь. Как будто это заставит Вас накормить их, взять к себе домой и выделить для них персональный коврик. По крайней мере, вслух они ни о чем не просят. Лучший Друг Сашеньки тоже ни о чем не просит. Вслух.
Он думает о том, что в Германии тому будет лучше. Что там он откроет для себя новый мир, и, вероятно, не один. Он думает: «и миллиарды твоих новых миров заставят тебя позабыть обо мне». И Вы знаете, он прав.
Останься Сашенька на родине, сопливые признания его Лучшего Друга не заставили бы себя ждать. А это – большие проблемы, навязанные обязательства и постоянные ссоры.
Но теперь у него есть возможность, счастливая возможность избежать этого. Теперь у него появятся новые друзья. Он доучится в школе уже в Германии. Он поступит в колледж уже в Германии. Он найдет себе жену, обязательно найдет, и тоже уже в Германии. И о своем бывшем Лучшем Друге он будет вспоминать только проверяя электронную почту.
Они никогда не будут снимать одну квартиру на двоих, принимать один душ на двоих, покупать одну кровать на двоих. Они никогда не будут ругаться из-за немытой посуды – да они бы и не ругались, скорее всего. Но теперь точно не будут.
Когда одна лягушка случайно попадает в ведро с водой, другая остается на дне колодца. Смотреть на кусочек синего неба и думать о солнце.

Для  uxare, ориджинал, фем, "и где моя тыква?" все вместе 569 слов
на самом деле тут два кусочка, можно думать, что они связаны, можно думать, что нет.

читать?

Девочка моя, посмотри на себя. Ты только посмотри. Просто взгляни. На что ты похожа?
Ты маленькая птичка, вот только ты не поешь - ты ноешь. Причитаешь. Жалуешься. Просто ты так много страдаешь, о, ты много страдаешь, постоянно страдаешь. А значит - ты можешь и пожаловаться. Попричитать. Поныть.
В твоей жизни все идет не так. Люди на тебя смотрят не те, животные тебе навстречу попадаются не подходящие, а камни под твоими ногами неправильные. Все, все против тебя.
Милая моя, открой глаза. Распахни их пошире. Как ты себя ведешь? Куда ты смотришь?
Зачем ты сюда пришла?
На этой маленькой глупой вечеринке ты всем нравишься. Ну, разумеется, кроме нее. Еще бы, еще бы. Зато ты теперь в лепешку разобьешься, в маленькую влажную лепешечку, чтобы произвести на нее впечатление. С тобой это так всегда - если ты кому-то не нравишься, похвала от него особенно сладка. Если тебя кто-то не любит, ты будешь не слишком расстроена, но все же поиграешь в Мадонну с младенцем, сделаешь печальные глаза и всепрощающее лицо. А между тем будешь прогрызать тонкую дорожку ему под кожу. Дорожку с далеко идущими планами. Зато если он однажды тебя полюбит - ты душу ему продашь от восторга. Ты будешь лелеять его образ в своем сердце. Ты будешь бояться его потерять. Да ты ведь и в самом деле будешь его любить, даже если когда-то давно, в самом начале, твои страдающие глазки и всепрощающая скорбная улыбка были фальшивы. Но теперь - это любовь. До гроба и даже глубже.
Ты так стараешься - и ради кого?
Ведь у тебя же есть я. Хорошая милая я. Маленькая трогательная я. Помнишь меня? Я здесь, я рядом. Я смотрю на тебя, я слежу за тобой. Я присматриваю за тобой. Кто дал тебе платок, вытереть слезы? Кто гладил тебя по голове, когда тебе было одиноко? Кто подбирал тебе туфли, кто приготовил твой завтрак? Неужели ты забыла? Так скоро?
Ты обещала мне многое, я - еще больше. Когда ты вернешься домой, нам придется столкнуться, придется взглянуть друг на друга, придется поговорить. Что ты мне скажешь? Что ты можешь мне сказать? Ты будешь ждать упреков. Ты будешь ждать обвинений. Вопросов: "и где ты была?" или "почему же так поздно?" Интересно, у тебя уже готовы оправдания, или ты собираешься придумать их на месте?
Но, милая моя девочка, когда ты вернешься, я обойдусь без упреков.

- Здравствуй, здравствуй, моя милая.
- Да-да?
- Ты же была на даче?
- Да-да.
- Ты обещала привезти гостинцев.
- Да-даа?
- Ну и где моя тыква?
- Эм. Тыква лежит на окошке.
- На окошке - это где?
- Окошко... ты знаешь, окошко в стене.
- И где на нем тыква?
- Должно быть, ты хочешь услышать слово "подоконник"?
- Как же ты догадлива. И как она?
- Кто?
- Моя тыква.
- О. Прекрасна.
- Надеюсь, с ней все в порядке?
- Более чем.
- Она не помята, не поцарапана? Не разбита - цела?
- О да. Возможно, легкая простуда, но...
- Простуда?
- Забудь.
- Как съездила?
- Было недурно.
- Прости?
- Забавно, прикольно, премило и клево.
- Клево?
- Я имела в виду "круто". Ты знаешь...
- Что?
- Твоя новая тыква.
- Она?
- Их две.
- Зачем?
- Когда я ее сорвала, она была так одинока.
- И ты?
- Прости.
- Теперь их две.
- Пожалуйста.
- Что?
- Не разделяй их. Пожалуйста.
- Ты переживаешь из-за тыквы?
- Из-за двух тыкв.
- Это меняет дело.
- Кардинально.
- Кардинально.

Для  Liolit. Триплексоголик, Харука/Ватануки, "А зовут меня..." 389 слов

читать?

С неба падает дождь. Крупными наливными каплями бьет, бьет, бьет Ватануки по лицу, по голове, по плечам. Барабанит по листьям. Ударяется о землю.
Идет дождь. Дождь идет по саду. Ватануки идет с ним в ногу.
Пахнет сырой землей, мокрой травой и просто влагой. Немного скользко и самую малость холодно. И, кажется, очень одиноко. Ватануки так кажется. Только кажется?
Дождь идет.
Ватануки подходит к пруду. Должно быть, там, внутри, карпам сейчас страшно. Ватануки представляет, как они собрались где-то почти на дне и все дружно смотрят вверх. Смотрят вверх и волнуются. Потому что - а что видят сейчас рыбы? Они видят, как в крышу их пруда бьются маленькие снаряды. К тому же для рыб капли не такие уж и капли. Им они должны казаться вовсе не маленькими. Особенно такие крупные капли как те, которые падают с неба сегодня. И рыбы сейчас собрались где-то в районе дна, смотрят вверх и боятся, что эти снаряды, эти бомбочки проломят крышу их пруда, и тогда внутрь ворвется воздух. И затопит их.
Некоторые рыбы сейчас, наверное, молятся.
Ватануки даже жалко сейчас этих рыб. Глупые, зачем бояться?
Он подходит к пруду. Ближе.
Еще ближе.
Когда Ватануки заглядывает в пруд, пытается увидеть в нем отражение - свое, облаков, дождя, неважно. У него неожиданно темнеет в глазах.
Ему кажется, что поверхность пруда это небо, опрокинутое небо. И оно втягивает в себя капли. Много капель одновременно, одну партию за другой, всасывает влагу, чмокает, булькает, пожирает. Кимихиро кажется, что вслед за каплями оно затянет весь мир, и его, Ватануки, тоже.
Он приходит в себя от ощущения тяжести чьей-то ладони. На плече. Он в саду, небо на небе, дождь падает в воду. Все на местах. "А зовут меня..." - да, он помнит свое имя, все в порядке. Только вот.
Чья это рука?
Ватануки резко, испуганно оглядывается, отступает назад и едва не падает в пруд.
Харука - а это он - ловит его, притягивает к себе, держит. Крепко.
Идет дождь.
Ватануки запрокидывает голову и смущенно смотрит вверх. Его очки заливает дождь, все кажется таким размытым. Все кажется каким-то нереальным.
- Простите...
Харука качает головой и вдруг начинает таять. Его руки на талии Ватануки становятся все менее ощутимы, его кожа все бледнее, а сам он - прозрачнее.
- Постойте! - Кричит Ватануки.
Но тот снова качает головой. Грустно улыбается.
Дождь.

На утро у Ватануки покрасневшие глаза. Опухшее лицо. Влажная наволочка.
Сна он не помнит.