А это для отчетности, что я не просто так стулья просиживаю, но еще и заявки иногда на сп-кинк выполняю.
Заявка:
Грегори помешан на собственной внешности, буквально влюблен в себя. Нарциссизм, зеркало, онанизмПишет
Гость:
26.02.2010 в 18:14
Как-то оно тут все грустно, но однажды же мы общими усилиями поднимем целину? Мой скромный вклад в дело закрытия четвертого тура.Мне жаль, мне очень жаль, это совершенно точно не то, что заказчик хотел увидеть. Но формально условия заявки соблюдены.
Бонусом элементы аутомазохизма, мистика, пафос и оос.
458 словчитать-пугаться-смеятьсяОно живое.
Грегори это знает, точно знает.
Грегори стоит перед зеркалом. Зеркало стоит перед Грегори. Они смотрят друг на друга, друг сквозь друга, друг через друга.
Грегори смотрит на свое отражение. Внимательно. Разглядывает свое тело, свое лицо. Проводит кончиками пальцев по коже.
Его губы. Они прекрасны, они чудесны, они изумительны. Единственное, о чем жалеет Грегори – это отсутствие местной анестезии. Так бы они казались еще мягче. Еще нежнее.
Грегори оттягивает нижнюю губу вниз, совсем чуть-чуть. Мысленно отмечает, что так у него очаровательно-инфантильный вид.
Зеркало с ним согласно. Должно быть, согласно.
Он медленно раздевается. Идеальные пропорции, идеальный цвет кожи. Идеальная длина ног. Идеальная ширина плеч.
Руки Грегори проводят вверх по его телу. Ладонями, от бедер, касаясь ребер, по груди, выше, к шее. Тягучее движение.
Грегори выгибает спину.
Мурашки.
Руки прикасаются к затылку, пальцы осторожно сжимают волосы.
Зеркало, кажется, подается рябью от удовольствия. Медленной, неторопливой, ленивой рябью.
А ладони Грегори возвращаются по щекам, задевая мизинцами губы. Такие манящие, приоткрытые, влажные губы.
Руки остаются на шее. Грегори слегка их сжимает. Чувствует, как ему сложно дышать. Ротик приоткрывается, дыхание, сердцебиение учащаются. Грегори любуется движением грудной клетки. Подъем – падение. И быстрее. И еще быстрее.
Резко сжимает руки на горле. Не отрывая взгляд от отражения собственных глаз, которые непроизвольно расширяются.
А потом Грегори чувствует, что сжимает слишком сильно, кашляет, тошнота, а на глаза наворачиваются слезы. Он судорожно глотает и любуется движением кадыка.
Одна слеза стекает по щеке, и красиво блестит, так красиво. И Грегори не стирает ее, нет-нет. Как можно стереть что-то совершенное? Что-то настолько прекрасное?
Зеркало все еще подрагивает. Медленно.
Грегори целует кончики своих пальцев. Каждый по отдельности. По очереди. Начиная с мизинца.
Он подносит их к зеркалу, прижимает подушечки.
Зеркало неподвижно. На нем остаются следы, отпечатки. Но спустя несколько мгновений исчезают.
А руки Грегори уже на груди. Сжимают соски безымянными пальцами и мизинцами. Ведут вдоль, будто бы вынимая изо рта двух крокодильчиков. Прекрасных крокодильчиков, в таком случае.
Грегори нравится ощущать свои ребра, сами ребра и промежутки между ними. Он ощупывает их. Ведет ладонями ниже.
Движение руки – движение отражения – движение зеркала. Грегори смотрит, как оно расходится волнами от центра, как оно медленно колышется, как оно дышит. Грегори чувствует, как оно наблюдает.
Он уже не может как следует разглядеть свою руку – на члене, из-за этой ряби. Ему остаются только ощущения, а это гораздо, гораздо хуже. Это совсем не так приятно. С другой стороны… с другой стороны, не то чтобы Грегори не пытался заниматься этим перед обыкновенными зеркалами. Совсем не так, совсем не то.
Чем ближе к концу, тем сильнее пульсирует зеркало. Это уже не стекло, это ненормальная, это безумная вода, и Грегори в ней тонет. Почти, почти. Если только можно утонуть на расстоянии.
Брызги спермы исчезают с поверхности почти мгновенно.
А отражение Грегори становится ярче.
Зеркало успокаивается. Оно неподвижно.
Но Грегори точно знает:
Оно живое.
URL комментария