London Pool

[шоггот на крыше]

Рассказ "London Pool". Кусок третий. Окончание.

Громкий голос Робина заставил Джонни вздрогнуть.
- Пусть этот день станет первым в истории нашей борьбы! Мы убьем всех этих заплывших салом свиней и их женщин, чтобы наши жены и дети могли жить счастливо! Я буду первым сражаться ради моей Элли!
Толпа ответила оглушительным криком. Джонни подавил желание поморщиться от невероятного скуки и раздражения.
- А кого мы убьем первыми? Кого мы прикончим с особенной жестокостью? – продолжил Робин.
- Жандармов! – ответила толпа.
- Да! Жандармов, что охраняют сон своих хозяев. Жандармов, которые не упускают случая покалечить или унизить кого-нибудь из нас! Ради наших отцов, ради наших жен, ради наших детей, мы убьем их!
-Даааа! – откликнулась толпа.
- Пожалуй, можно идти, - нервно сказал Николас. – Черт, валим отсюда скорее!
Джонни приглушенно хихикнул, услышав словечко «валим», но поспешил согласно кивнуть. Становилось действительно неуютно.
У выхода их встретил Марий.
- Я уже договорился. Мы пойдем осмотрим город, а потом вернемся.
- Что? – недовольно переспросил Николас. – Мы должны еще и разрешение спрашивать?
- Не должны, но лучше обо всем договариваться заранее. Ты же не хочешь портить отношения с нашими новыми друзьями.
- Да уж, друзьями, - пробормотал Николас.

- Нам не нужно, чтобы нас заметили, вы же это понимаете? – говорил Марий, когда они выходили из дома. – Я поговорил с Миком, кое-что выяснил. Думаю, нам будет полезно посмотреть на центр города.
- Центр?
- Ну да, его центральную часть, Джонни. А теперь маскировка и вперед.

Джонни удивленно разглядывал город. Грязные окраины, полные нищих и бродяг. По улицам текли реки помоев, переливаясь за пределы специально предусмотренных для этого канав. Казалось, невыносимый смрад пропитал даже стены домов. В одном грязном закоулке они наткнулись на компанию нищих, сидящих вокруг едва тлеющего костерка. Джонни остановился, напряженно их разглядывая.
- Подождите немного, - прошептал он.
Внезапно из-за угла появились несколько мужчин, одетых в неожиданную для этого города чистую форменную одежду.
Джонни прислонился к стене и с любопытством принялся наблюдать за происходящим. Когда он находился в маскировке, превращаясь в тень, мир выглядел совершенно иначе. Чуть более бледным и чуть менее четким. И движения окружающих казались немного смазанными и замедленными. Джонни любил видеть мир таким.
Его обостренный слух уловил смешок Николаса, когда нищие, наконец, заметив нападающих, попытались разбежаться в разные стороны.
- Кто это? – одними губами произнес Джонни.
Мужчины в форме действовали быстро и бесстрастно.
- Их называют жандармами, - ответил Марий. – Они следят за порядком в городе.
Сбежать не удалось никому из бродяг.
- А, те самые злостные враги наших друзей. – Сказал Марий.
Несколько оборванных мальчишек попытались спрятаться в куче мусора и досок, наваленных у стены одного дома, но были извлечены из-под завала несколькими жандармами.
- Смешные. – Сказал Нед.
Всех бродяг согнали в одну кучу. Джонни присмотрелся и понял, что среди них есть и женщины и дети. Маленькая девочка лет восьми громко плакала. Какая-то женщина, по крайней мере, Джонни думал, что это была женщина, пыталась утешить ребенка.
Один из жандармов вышел вперед и принялся презрительно разглядывать толпу. Он усмехнулся и произнес:
- Слушайте вы, отбросы! Собрания на улицах запрещены. Сейчас вы должны сидеть по домам. Но вы почему-то ошиваетесь здесь. Очень подозрительно, не правда ли?
Он обвел надменным взглядом нищих и мрачно усмехнулся.
- У нас нет домов! – выкрикнула какая-то старуха из толпы.
- Как это нет домов? – Издевательски спросил жандарм. – Каждый завод предоставляет своим работникам жилье. Или вы хотите сказать, что вы безработные? Но это же нарушение закона. За это мы вас… - он неприятно рассмеялся, - …накажем.
Несколько мужчин из толпы бросились было на него, но были остановлены другими жандармами. Джонни видел выражение безнадежности на лицах этих бродяг.
- У вас же, наверное, еще и документов нет, я правильно понимаю? Знаете, такие ничтожества как вы совершенно не нужны нашему городу. Я даже думаю, что мы окажем всем огромную услугу, избавившись от вас.
Жандармы переглядывались, улыбаясь. Джонни слышал, как один сказал другому:
- Удачный сегодня рейд. Давно так не веселились.
Николас снова насмешливо фыркнул. Правда, Джонни не мог знать, что именно его развеселило.
Жандармы неторопливо вынимали оружие. Оно было не слишком-то разнообразным, в основном ножи, у командира и еще нескольких человек были револьверы.
- Они что, вот так вот просто их всех сейчас убьют? – спросил Джонни.
Женщины принялись истошно выть. В их голосах не было слез, только одно лишь бесконечное отчаяние.
- Похоже на то, - ответил Николас.
Несколько мужчин из бродяг тоже достали ножи, но остальные не могли надеяться на помощь оружия.
Казалось, в толпе слишком много детей и все они, все без исключения сейчас заплакали. Джонни наблюдал за одним парнишкой лет четырнадцати, который пытался успокоить истошно орущего младшего братца. Веснушки на его лице были почти не различимы под слоем грязи.
Командир жандармов взвел курок револьвера и зло улыбнулся толпе, прежде чем выстрелить. Бродяги заворожено наблюдали за тем, как стоявший ближе всех к нему мужчина как-то странно медленно падал на землю с новой симпатичной дырой во лбу.
- Ого, - сказал Николас.
И в тот же момент нищие сорвались с места и сами накинулись на жандармов. Они напоминали свору больных бешенством дворняжек, если можно себе такое представить. Дикий вой, бессмысленные телодвижения, горящие безумием глаза, оскаленные зубы. Джонни оглянулся назад, туда, где должен был стоять Нед. Пришлось напрячь зрение, чтобы проникнуть в его тень, но когда это ему удалось, он увидел восторженный взгляд Неда, его очарованную улыбку, его радость и возбуждение. Джонни стало немного грустно. Точно такой же взгляд бывал у Освальда перед тем, как он окончательно вышел из-под контроля. Джонни мог только порадоваться, что Нед не смеется. Но ему все равно казалось, что он слышит его детский веселый смех с легким оттенком безумия. Словно в каком-то сумасшедшем сне. И Джонни вдруг подумал, что это все и есть сон. Что сейчас никто никого не убивает, никакие жандармы не режут на куски грязных бродяг, и нет никакого города. Но вот в одном Джонни никак не мог сомневаться. В том, что Нед все-таки смеется. Хохочет, чуть прикрывая глаза от удовольствия. Джонни не видел улицу и умирающих оборванцев, он не видел ни Мария, ни Николаса, никого. Только какую-то серую бесцветную комнату, где в одиночестве на полу сидит Нед и истерически смеется. Один, совсем один, но ему ничего не нужно, потому что он видит больше, чем кто-либо может. И потому, что ему кажется невероятно забавным то, что он видит.
Джонни ощущал запах горячей крови, такой знакомый, едва ли не родной. Запах, лучше которого был только запах волос Освальда.
«Но теперь, когда Освальда нет, разве есть что-то лучше крови?» - спросил себя Джонни.
Возможно, у него кружилась голова, а возможно, это мир вращался вокруг, Джонни не был уверен. В последнее время мир вел себя так странно. От него всего можно было ожидать.
В первую очередь жандармы убивали мужчин, потом стариков и женщин. Но Джонни не мог понять, почему он оставляют в живых детей. Этих маленьких вопящих уродцев.
Жандармы выглядели очень довольными. Джонни заметил, что многие предпочитали убивать каким-нибудь одним способом. Например, перерезать горло. Или разрезать живот. Но больше всего его заинтересовал один из них, у которого был достаточно разработанный стиль, и, кроме того, неплохая подготовка.
«Возможно, его воспитывал кто-то из монстров» - подумал Джонни, наблюдая за высоким светловолосым мужчиной. Тот искренне развлекался. Великолепно владея своим стилетом, он предпочитал выкалывать своим жертвам глаза.
«Сражение с ним могло бы оказаться интересным» - мимолетно подумал Джонни. Но он не стал останавливаться на этой мысли. Джонни не был сторонником драки ради самой драки. Да, к кровопролитию он подходил с позиций целесообразности.

Форма жандармов больше не была чистой. Кровь и грязь неравномерными пятнами покрывали бывшую когда-то ярко-синей ткань. Те, у кого было огнестрельное оружие, поначалу отстреливали пытавшихся сбежать. Но потом многие из них вынули ножи и кинжалы и присоединились к остальным жандармам в рукопашной.
Джонни смотрел, как молодой девушке, которую в другом городе он принял бы за старуху, ломают сначала левую руку, потом, глядя прямо в ее зажмуренные слепые глаза, прямо в ее распахнутую вопящую глотку, крепко удерживая ее за спутанные грязные волосы, монотонно перепиливают ей шею. И на лице убийцы такая скука, что Джонни даже жаль его стало. Боже, а ведь и в самом деле, как же это, должно быть, занудно, из раза в раз видеть одно и то же. Смотреть на эти раззявленные в крике пасти, слышать их истошные вопли, смешанные с проклятиями. Чувствовать, как их кости сопротивляются лезвию ножа. Напрягать свои натренированные мышцы и чувствовать, как человеческая плоть медленно и в то же время мгновенно поддается, так, словно сталь оружия оказалась частью тела.
Джонни смотрел, как совсем молодой парень в жандармской форме еще так неумело размахивает кинжалом.
«Ну, в самом деле!» - подумал Джонни.
«Неужели он не смог найти оружия лучше?»
Джонни видел, как здоровенный детина, действительно огромный, вы понимаете? Так Джонни видел, как этот гигант сворачивал шею крошечной девочке в линялом голубеньком платьице. Возможно, когда-то на ситце были даже видны цветочки. Теперь на нем были видны брызги крови.
Джонни смотрел на парнишку лет двенадцати, который не настолько оцепенел, чтобы окончательно потерять способность соображать и двигаться, и теперь отполз к глухой стене дома и стоял на четвереньках, пока его рвало водой и желчью. Джонни был уверен, что это желчь – он чувствовал ее резкий неприятный запах.
Вообще, вонь стояла ужасающая, просто дьяволова задница, как выразился бы один старый друг Освальда. Бывший друг Освальда. У Освальда теперь все друзья бывшие. Пахло рвотой, мочой, порохом, кровью и сырым мясом. Вы знаете, просто кровь и сочащееся свежее разделанное мясо пахнут совершенно по-разному. А если к этому прибавить еще содержание искромсанных кишок, то получается вообще невообразимый коктейль. Не то, чтобы Джонни совсем не привык к подобным запахам, но в этот раз ему стало как-то не по себе. Возможно, дело было в том, что у него в руках сейчас не было его стилетов, и он не был с ног до головы перемазан смесью грязи и крови. Возможно, дело было в том, что Джонни просто стоял и смотрел, а не перерезал никому горло и не уворачивался от пуль и ножей. Как раз это-то и было непривычно.
Джонни хотел рассмеяться, но у него как-то не получилось. Тем более у него не получилось, когда он увидел, зачем жандармы оставили большинство детей в живых.
Однажды, когда Джонни было тринадцать или около того, на самом деле он не был уверен насчет даты своего рождения, в его жизни кое-что произошло. Вообще-то это, конечно, оставило довольно ощутимый след в его душе, но не такой, чтобы ему до сих пор снились кошмары или еще что-нибудь. Одним летним вечером он возвращался домой от местного священника. Ну да, он уже тогда ощущал смутную иронию того, что лютерансткий пастор, носитель слова божьего, направитель заблудших овец и прочая, прочая, прочая, учит приемного сына убийцы. Нет, с основным образованием Джонни Освальд справлялся и сам, вот только у него не всегда было на это время, да и латынь с географией никогда не являлись сильными его сторонами. К тому же священник был в некотором роде его должником, и ему было совсем не сложно выполнять свои обязательства, занимаясь по вечерам с одним тринадцатилетним мальчишкой. Тем более что Джонни был довольно-таки дисциплинированным учеником. На самом деле он просто не хотел расстраивать Освальда, и дело тут было вовсе не в его золотом характере. Единственным неудобством была необходимость навещать священника поздно вечером, по причине ночного графика работы и повседневной жизни Освальда.
И вот однажды Джонни возвращался домой с занятий. Маленький тринадцатилетний Джонни был просто чудо как хорош. Нет, он не напоминал ни ангелочка, ни дьяволенка, не было у него идеальных черт лица или еще чего-нибудь в этом роде. На самом деле Джонни выглядел почти как и всякий мальчишка в его возрасте. Разодранные на коленках штанишки, чумазая мордашка, ссадины на локтях, отсутствующие пуговицы - все это было. Очарование Джонни заключалось в том, как он двигался, как вел себя, в его манерах. Освальд долго ломал себе голову, откуда бы Джонни мог набраться подобного, но так и не пришел к сколько-нибудь вразумительному выводу. Было в нем что-то… это даже нельзя было действительно назвать очарованием, это была какая-то неуловимая нота порока, будто каждый взгляд Джонни был наполнен двойным смыслом, каждый жест на что-то намекал. Кто-то мог бы просто сказать «развратный мальчишка», но уж Освальд лучше кого-либо знал, что не могло такого быть. Малыш Джонни, конечно, не был образцом непорочности и наивности, но и испорченным его назвать нельзя. И все-таки было в нем что-то, чего он сам не замечал, но зато видели все остальные. Притягательное. Чувственное. Злое.
Уже стемнело, и на улицах зажигали фонари. Джонни почти дошел до дома, как чьи-то руки зажали ему рот, и он почувствовал, что его куда-то тащат. Первым его порывом было сопротивляться, но только он слегка дернулся, как понял, что это бесполезно. Кто бы его не держал, он был слишком силен. Слишком силен, и… Джонни похолодел, осознав, что он не заметил, как похититель подкрался к нему. Освальд много времени посвятил тренировке его внимания и бдительности. И это значило, что, скорее всего, Джонни не удастся отбиться. Даже просто сбежать.
Было темно, очень темно, и Джонни пришлось приложить определенное усилие, чтобы включить свое ночное зрение после любования на зажигающиеся фонари. Похититель прижал Джонни к стене и удерживал его только одной рукой за горло. Было трудно дышать, и очень, очень страшно.
Джонни не запомнил лица того монстра. Он помнил только как задралась сзади его рубашечка и твердая шершавая стена больно царапала его спину. Он помнил грубые сильные руки, которые больно мяли его тело. Он помнил хриплый надрывный шепот, что-то про то, что ему понравится, все будет хорошо и что он сам виноват. На самом деле, Джонни не был уверен, возможно, он сам потом это придумал. Возможно, он не придумывал. В конце концов, всем жертвам изнасилования говорят примерно одно и то же.
Джонни еще никогда в жизни не было так страшно. Или было, но он уже не мог вспомнить. А еще ему было так досадно, просто невероятно досадно – он же почти дошел до дома. Сейчас бы он почти весело сказал «ну что за гребаная неудача» или «ах, не повезло». Тогда он мог только паниковать.
Еще никогда в жизни собственные штанишки не казались маленькому Джонни чем-то очень важным, чем-то жизненно необходимым. И когда его лишили их чужие грубые руки, Джонни казалось, что стены рухнули, и теперь у него нет никакой надежды на спасение. Как будто бы до этого что-то было иначе.
Джонни зажмурил глаза и постарался представить, что он где-то далеко, там, где спокойно, и никто не пытается силой раздвинуть его ноги, где никто не душит его и не рвет его рубашку. Но у него не получалось. Никак не получалось.
Только одно радовало Джонни – он так и не заплакал.
И вот, в тот самый момент, когда он уже сдался, когда у него не осталось надежды, когда он зажмурил глаза и распрощался с жизнью, в этот момент Джонни услышал выстрел. И тут же почувствовал, как руки, до этого крепко сжимавшие его, исчезли. Джонни медленно сполз по стене под весом безвольного тела, не замечая боли в ободранной спине. Он непроизвольно вскинул руку, чтобы ощупать тело, продолжавшее прижимать его к земле, и сразу же наткнулся на кровь. Джонни понял, что произошло, но все еще не мог в это поверить. Тот, кто только что занимал центр его мира, кто проводил там локальный апокалипсис, сейчас лежал с простреленной головой.
Джонни не мог пошевелиться, даже чтобы спихнуть с себя тело. Но он нашел в себе силы выглянуть из-за плеча трупа и то, что он увидел, навсегда осталось в его памяти, как одно из самых прекрасных мгновений его жизни. Он увидел Освальда с его любимым револьвером в руках.
А Освальд увидел его. Как же трогательно выглядел Джонни в тот момент. Широко распахнутые глаза были наполнены одновременно испугом и обожанием. Освальд видел, как сползшая и разорванная рубашечка открывала худые плечи Джонни. Освальд видел беззащитно приоткрытый ротик Джонни. А когда он отшвырнул в сторону труп, его глазам открылись тощие коленки Джонни, видневшиеся из-под длинной рубашки. Освальд смотрел на грудь Джонни, на его худые ребра, на его живот, на его шею. Освальд не мог оторваться от этого зрелища. И если бы Джонни знал, какие силы потребовались ему, чтобы не закончить дело, начатое тем, кто сейчас лежал в грязи с простреленной головой. Но Джонни, конечно, не знал и смотрел на Освальда с бесконечным обожанием, с безграничной благодарностью, с нескончаемой преданностью. До сих пор Освальд мог бы отдать все что угодно только за один подобный взгляд. А теперь, он был готов отдать еще больше за возможность обладания этим слабым и доверчивым существом.
Да, маленький тринадцатилетний Джонни был просто чудо как хорош.
Это уже потом Освальд будет учить его маскировке, и Джонни научится не выделяться из толпы, станет таким же неуклюжим, как и все остальные мальчишки в его возрасте. А в тот момент Освальд видел перед собой воплощенный соблазн, и только Бог знал, как же сложно ему было сдержаться.
И теперь, когда Джонни понял, для чего жандармы оставили в живых нескольких детей, он не выдержал. Он вспомнил грубые руки с шершавую стену, ранящую спину. Он вспомнил страх и боль.
И он дал другим увидеть его слабость, он повернулся и пошел прочь.

- Джонни? – прошептал ему вслед Марий.
- Все интересное кончилось, не так ли? – ответил Джонни.
- А ведь он прав, - заметил Николас. – Посмотрим центральные улицы.

Насколько поразительной была грязь на окраинах, настолько же ошеломляющим был блеск центра.
Высокая стена, на которой дежурили жандармы, опоясывала главные улицы. Через нее было не так уж сложно перебраться, при условии, что ты всю жизнь карабкался по высоким стенам, конечно. У Джонни подобного опыта не было, но он определенно был у Мария, который уже знакомым движением подхватил его на руки и перенес на другую сторону. Тот только поморщился, но ничего не сказал, все-таки, когда ничего не можешь сделать сам, не стоит выражать недовольство тем, как это делают за тебя.
За стеной был совершенно другой мир. Мир чисто подметенных улиц, блестящих витрин, ярких фонарей и богато одетых людей.
Это казалось совершенно невероятным, и все же было именно так.
Джонни шокировано смотрел на богато, и действительно чисто одетых людей, которые толпились у магазинов, вышагивали по тротуарам, даже ездили на каких-то поразительного вида механизмах, подобных которым он никогда не видел.
- Теперь слушайте и запоминайте. – Торжественно произнес Николас. - Сейчас наш мудрец Марий все расскажет. Он же сможет, не так ли?
- Расскажет. Я, в отличие от некоторых, удосужился узнать что-нибудь об этом городе.
- Да, ты как всегда лучше всех, дорогуша. Рассказывай.
Джонни прекрасно мог себе представить, как скривился после этих слов Марий.
- Взгляните по сторонам. Я расскажу вам о структуре данного общества.
- Мааарий! – захныкал Нед.
- Ладно, - недовольно согласился тот. – Попроще.
Джонни почти не слушал их препирательства, все его внимание было поглощено происходящим вокруг. Он смотрел на толпы роскошно одетых людей, на подобострастных жандармов, на весь этот блеск и красоту.
- Видите вооон того богатого толстяка? Типичный представитель… - Марий резко замолчал, и немного поразмыслив, продолжил. - То есть, таких как он здесь называют «господами».
- Смешные, - сказал Нед. – Такие толстые.
- Да, это самые важные люди здесь и все их слушаются.
Некоторые из этих «господ» важно сидели в каких-то металлических ящиках на колесах. Джонни когда-то давно слышал о подобном, но не слишком верил. Впрочем, подобное его просто не интересовало. В любом случае, на взгляд Джонни это все выглядело глупо.
Рядом с толстяками сидели или шли красивые девушки, большинство из них на руках держали крошечных лохматых зверьков. Присмотревшись, Джонни понял, что это такие собачки.
«Убожество»- подумал он.
- Дамы, которых вы наблюдаете рядом с толстяками, называются в этом городе «госпожами». Ну, или куклами. – Продолжал Марий.
- Толстяки и куклы находятся на самом верху социальной лестницы. Я хочу сказать, они тут самые главные.
Джонни задумчиво посмотрел на проезжающий мимо экипаж. Эта штука изрыгала клубы дыма и едва ехала. Прохожие обгоняли ее без труда. И к тому же за каждым экипажем следовала процессия из нескольких жандармов и слуг.
- Жандармы обеспечивают толстякам защиту. В первую очередь, конечно, от людей, подобных нашим новым друзьям. Или по-другому от бродяг и нищих рабочих. Слуги тоже имеют возможность жить как следует, но ими могут стать только специально обученные люди, которых готовили к этому с самого детства.
- А почему они такие богатые? – детским голоском спросил Нед. Даже Джонни было ясно, что он издевается, но Марий все же ответил, хоть и очень недовольным голосом.
- В их собственности находятся все заводы этого города. Они сами платят рабочим столько, сколько хотят. То есть очень мало.
- Какой кошмар, - равнодушно сказал Николас.
- Но на заводах же изготавливают не все? – спросил Джонни.
Марий чуть слышно хмыкнул и ответил:
- Ну, разумеется, не все. Что-то привозят по железной дороге.
- По железной дороге? Значит, и мы можем куда-нибудь отсюда уехать. Билеты дорогие?
- В том-то и странность, что по железной дороге паровозы везут только товары. Мик никогда не слышал, чтобы уезжал и приезжал кто-то из людей. Кроме, конечно, работников паровозов, но они никогда ничего не рассказывают. Они просто продают или покупают что-нибудь, а потом уезжают
- Что за бред! – возмутился Николас.
- И это еще не все. – Марий выдержал паузу и сообщил:
- Они никогда не слышали ничего о Лондоне.
Джонни не выдержал и ударил кулаком по стене дома.
- Какого черта? – спросил он, глядя в небо.
- Ну? Что я говорил о другом мире? – довольно спросил Николас. – Все сходится.
- Идиотизм! – сообщил небу Джонни. – Освальд, папочка, если ты сейчас видишь меня…
- Заткнись, мальчик, - оборвал его Николас. – Твой папочка сейчас в аду.
- Ну да, - спохватился Джонни и поспешно склонил голову к земле. – Папочка Освальд, ты сейчас в аду и, скорее всего слишком занят болью, но если ты слышишь меня, прострели голову там кому-нибудь за своего маленького страдающего сына. Это может меня утешить.
- Тихо, вы! – рявкнул Марий. Джонни вздрогнул и огляделся по сторонам. Но никто не обратил на голос из пустоты внимания. Скорее всего, его даже не услышали из-за грохота экипажей.
- Я хочу в нормальное место! – плаксиво протянул Нед.
- И я! – в тон ему прохныкал Джонни.
- Марииий! Уведи нас отсюда!
Марий только глубоко вздохнул.
- Мы уедем отсюда. Мы уедем в товарном вагоне. Но я не могу обещать, что то место, в которое мы попадем, окажется лучше этого.
Джонни медленно опустился на колени.
- Нет. Нет. Нет. Я же не хотел жить после того, как ты умер, Освальд. И видишь, я был прав. О, как я был прав.
Марий недовольно зашипел и прошептал:
- Какого черта ты там делаешь? Я не могу тебя как следует разглядеть, Джонни!
- Получается, ты не можешь преодолеть мою тень? Как же это лестно!
- Можешь наслаждаться собственной гениальностью сколько угодно, только уберемся отсюда подальше. Ну же?
Джонни медленно поднялся на ноги.
- И куда мы теперь?
- Куда угодно, лишь бы подальше от чужих глаз.

До дома их «новых друзей» оставалось совсем немного, когда Марий внезапно остановился. Очередное грязное и тесное местечко.
- Ну? – спросил он, глядя на Джонни.
Под ногами Джонни была земля, она казалась немного влажной и очень твердой. Дома плотно обступали его со всех сторон. Казалось, они не хотели выпускать Джонни. Казалось, они медленно ползли все в одну точку. И этой точкой был Джонни. Он моргнул.
- Говори, что с тобой не так, - потребовал Марий.
Джонни моргнул еще раз и прислонился к стене дома.
- Со мной что-то не так?
Марий нахмурился. Джонни подумал, что он очень забавно выглядит, когда делает грозный вид.
«Возможно, я бы хотел наблюдать это зрелище почаще».
«А возможно, не хотел бы» - Джонни вспомнил о том, что Марий все-таки не ручной кролик.
«А впрочем… Хотел бы».
- Джонни, твое состояние меня беспокоит.
Марий выразительно приподнял бровь, по крайней мере, он надеялся, что выразительно. Но для Джонни это оказалось последней каплей. Какое-то время он сдерживал истерический смех, но, в конце концов, не выдержал и расхохотался. Марий напряженно наблюдал, как он медленно сползал по стене дома. Джонни почти лег на землю и как-то робко выглядывал из-за своих коленок.
«Как суслик из норки» - подумал Марий. – «Смешной».
- Я… - сквозь смех проговорил Джонни, - я так плохо выгляжу?
Николас хмыкнул и покачал головой. Марий казался сбитым с толку. Он действительно ничего не понимал. И еще одно. Марий начинал бояться. Так, как он боялся Освальда, он начинал бояться и Джонни. Он не понимал, он пытался, но никак не мог понять их. И это пугало его, ужасно пугало. Николас предложил ему стать тем, кто будет контролировать Джонни, но Марий не мог понять, как это сделать, как можно справиться с этим непредсказуемым существом, которое мыслит совершенно иначе, и ты понятия не имеешь, что оно сделает в следующий момент. Это пугало, это чертовски пугало.
А Джонни все смеялся и смеялся. Его поясница касалась земли, которая действительно оказалась немного влажной и твердой. И еще очень холодной. Рубашка на спине Джонни задралась, и он ощущал шершавую поверхность стены. Это было почти больно, и больно было вовсе не коже, нет. Джонни вспомнил тот далекий-далекий день, когда он возвращался один от священника. Ах, да, вы знаете, что в детстве Джонни был просто чудо как хорош? Ну, конечно же, вы знаете.
Джонни казалось, что он чувствует грубые руки, сжимающие его горло. Ему уже не было смешно.
«Злые руки» - подумал тогда Джонни. О, да, они были злыми. Настолько, насколько могут быть злыми руки.
«А могут ли руки быть злыми?» - подумал Джонни и хихикнул. Это прозвучало так жалко.
Джонни плотнее прижался к стене. Он прикрыл глаза и представил чужие руки на своем горле. Чужие руки на своей груди. Чужие руки на своих бедрах.
Ему было больно, он задыхался.
Он не хотел, не хотел, не хотел. Почему бы всем не оставить его в покое?
Какая же неудача, именно сегодня и так близко с домом. Он же почти дошел!
Почему, почему он?
Чужое дыхание на его лице.
И стена так больно впивается в кожу. Больно.
И тогда Джонни показалось, нет, он увидел. Он увидел Освальда.
Освальд, папочка Освальд пришел спасти его.
Освальд!

Джонни лежал на земле, прислоняясь к стене только головой. Это выглядело странно, это выглядело невозможно. Его глаза закатились, и он мелко дрожал. А еще он стонал и звал Освальда. Ну, конечно же, он звал Освальда.

Николас подумал, что никогда еще не видел, чтобы Марий выглядел настолько беспомощно.
«Кстати, у него симпатичные коленочки» - подумал он, разглядывая Джонни.
А Нед смотрел на Мария с немым укором.
Нед смотрел на Николаса со слепым обожанием.
Нед смотрел на Джонни с глухой тоской.
И тогда он подошел к дрожащему телу Джонни и своими тонкими ручками оттащил его от стены. Он сел на сырую, твердую и такую холодную землю и положил его голову себе на колени. Тонкими пальчиками он погладил его по щеке.
И тогда Джонни затих. Он перестал дрожать и больше не стонал. Он даже перестал звать Освальда.
А потом Джонни открыл глаза. Ах, какой же у него был растерянный взгляд. Ах, как он беспомощно хлопал ресничками. Ах, какой же душечкой был этот лохматый и чумазый парнишка.
А глупый, глупый Марий стоял и смотрел на него и не мог сообразить, как вообще возможно понять подобного человека. Всю жизнь был кто-то, кого Марий не понимал. И он боялся этого, так боялся. Он бежал как можно дальше. В свое время он сбежал так от Освальда и до сих пор безумно жалел об этом. Он до сих пор был безмерно рад этому.
- Что случилось? – спросил Джонни, глядя на Неда снизу вверх.
Тот улыбнулся. У Джонни был чуть приоткрыт рот, и это смотрелось так забавно.
- Отлично, а теперь мы все делаем вот что, - несколько нервно произнес Николас. – Ты, Марий, прекращаешь изображать жену Лота. Ты, Джонни, закрываешь рот и встаешь. А ты, Недди, молодец. И все вместе мы быстро решаем куда идти.
- Жену Лота? – озадаченно переспросил Джонни.
- Соляной столб. Мальчик, ты что, даже Библию не читал?
- Читал.
- И где результат? Ну же, куда мы пойдем, господа? Я бы предложил уже идти к черту на этот ваш вокзал искать достаточно комфортный торговый вагон.
Марий тряхнул головой и задумчиво произнес:
- Знаешь, а ведь ты прав. Вокзал… Он должен быть где-то в западной части города.
- В западной?
- Вроде как. Собираетесь спрашивать дорогу?
- Это могло бы быть чрезвычайно занимательное зрелище, нет?
Марий только раздраженно взглянул на Николаса, резко развернулся и пошел куда-то. В самом деле, не поверите, на запад.
Николас посмотрел на Джонни и Неда, которые до сих пор не двинулись с места.
- Ну, детки, догоняем папочку.

На вокзале было пусто. Джонни смотрел, как ветер нес куда-то клочки газетной бумаги. Это зрелище наполняло его душу какой-то щемящей печалью. Нет, он не думал о том, что он сам похож на такой вот клочок бумаги, безвольно уносимый на волнах судьбы. Нет, что вы. И все же ему было грустно.
- Марий. – Позвал Николас. – Послушай, Марий. Ты… хм, ты не узнавал, когда именно прибудет следующий поезд?
Марий резко развернулся к Николасу и смерил его злобным взглядом.
- Узнавал, - отрывисто ответил он. – Скоро.

Поезд действительно приехал скоро. Даже слишком скоро, на взгляд Джонни. И, что было еще более «слишком», он был пуст. Абсолютно пуст, в нем не было людей, ни одной живой души, ни одного сопливого рыла, называйте это как хотите.
«Так даже спокойнее» - подумал Джонни, глядя в окно.
«Интересно, куда мы едем?»

Внезапно раздался ужасный, действительно ужасный грохот. Джонни показалось, что его голова сейчас попросту лопнет. Он подумал, что это, должно быть, рушатся все горы мира. Поезд остановился.
Джонни моргнул, а когда открыл глаза, половины поезда уже не было.
В вагон ворвался ветер, а Джонни смотрел на кусочек голубого неба. Оно действительно было голубым, таким ярким, таким настоящим, каким Джонни его не видел уже давно. Слишком давно, так, что ему теперь было даже больно смотреть.
А впереди на рельсах сидела огромная лягушка.
«Или это жаба?» - задумался Джонни. Он не был уверен, что может отличить лягушку от жабы. Он знал только, что жабы вроде как должны быть больше и у них бородавки.
В таком случае, сейчас перед ним была все-таки лягушка.
И эта лягушка как раз широко распахнула пасть.
«У нее же не должно быть зубов» - подумал Джонни.
«Все-таки я знал, что все это закончится как-нибудь так».
И Джонни моргнул.

Когда Джонни открыл глаза, он увидел грязную стену. Грязный пол. Грязного Неда, растерянно потирающего глаза. И, конечно же, грязных Николаса и Мария, с глупыми лицами смотрящих друг на друга.
- Какого черта? – спросил Марий.
- Да-да, я тоже хочу знать, - подхватил Николас.
Нед рассмеялся и Джонни тоже несколько раз хихикнул – очень уж забавно они выглядели.
- Ладно, - сказал он. – С вами было весело, но я, пожалуй, пойду.
И Джонни отправился домой, в свою комнатку, которую снимал у миссис Мисер.
«Кстати, нужно не забыть найти того парня и забрать у него мое зеркало».
А еще, предстояло найти работу и поесть.
Джонни шел по Лондону и улыбался.

@темы: бумагомарание, стимпанк, ориджинал, слеш