i'll hug your mum
То, что я пишу на самом деле. То, что я люблю писать на самом деле.
Любителям логики, нормальных сюжетов, нормальных героев, нормальных событий и внятного текста заглядывать под кат не рекомендуется.
читать дальше
Широкие подоконники в доме Филиппа прекрасны. Если взглянуть на них, представляя себя муравьем, они кажутся безграничными. Безбрежными молочными морями, нескончаемыми полями, на которых высятся огромные горы, глиняные горы, керамические горы, увенчанные гигантскими растениями.
Мир идеальных вещей. Идеальной формы, если только смотреть на них издалека. Но вблизи, если ты муравей, ты видишь крошечные трещины, выемки, несовершенства. Смотрят ли муравьи по сторонам? Может быть, может быть.
Но в доме Филиппа нет муравьев. Он следит за этим.
Филипп поливает цветы. Иногда капли воды попадают на гладкую поверхность подоконника, образуя на бесконечных полях небольшие водоемы. Небольшие относительно чего? Относительно безграничности, вероятно.
Десять горшков с фиалками выстроились ровной линией.
Один за одним.
Один за другим.
Старательные бойцы цветочных шахмат.
Им не хватает шлемов, должно быть. Слышите? Им не хватает шлемов.
Филипп в комнате не один. С ним друг. И они разговаривают.
И разговаривают.
И разговаривают.
- Джекоб. Ага. Джекоб. Ты слышал?
- Слышал что? А впрочем, наверное, слышал.
- Можешь себе представить. Ведь это же мысль – такая мысль.
- Какая мысль?
- Ну, про Бога.
- Где Бог?
- Да, вот и в самом деле – где?
- Говорят, на небесах.
- Небеса? Ты видел эти самые небеса, Джекоб?
- Но я же еще не мертв.
- Как скажешь.
Филипп поливает первую фиалку. Первую слева, я хочу сказать.
Филипп поливает третью фиалку.
Филипп поливает вторую фиалку.
Филипп поливает четвертую фиалку.
Такой способ кажется ему забавным.
Все это кажется ему таким забавным.
Особенно желтая рубашка того, кого он называет Джекобом.
***
Филипп кормит крысу. Свою маленькую беленькую крыску по имени Пипа.
У Пипы маленькие лапки, которыми она цепко сжимает кусочек яблока. И аккуратные зубки, которыми она его грызет.
Филипп смотрит на крысу и разговаривает с другом.
- Скажи мне, Джекоб. А ты веришь, что попадешь на Небеса после смерти?
- Говорят, туда не берут содомитов.
- Содо… кого? А. Значит, нам прямая дорога в Ад? Как грустно.
- Ты еще можешь покаяться.
- Нет, Джекоб. Больше нет.
У Пипы тоненький хвостик, голенький хвостик. Маленький розовый канатик, зачем-то привязанный к шерстяному дикобразу. Почему дикобразу? Потому что на спине Пипы такая длинная шерсть, которая немного топорщится, когда Пипа встает на все четыре лапки. Когда Пипа выгибает спинку горбиком. Она похожа на дикобраза, и кажется, что можно уколоться, если ее потрогать.
Филипп поднимает Пипу в воздух, подцепляя под передние лапки. Крыса замирает и не шевелится. Она терпит и ждет, когда ее отпустят. Если ей надоест терпеть, или станет больно, она начнет вырываться. Но пока что Пипа терпит. Ее худое тельце зажато в кольце пальцев Филиппа, крепко, но бережно. Ее задние лапки напряжены, передние расслабленны и лежат на пальцах Филиппа. Хвост Пипы, этот розовый непонятный канатик, судорожно цепляется за его руку, и Филипп ощущает тонкие колючие волоски, царапающие кожу.
От Пипы пахнет крысой. Чистой аккуратной крысой, не так давно вымытой, но шампунь почти выветрился, и остался только крысиный запах, запах крысиной шерсти. Он что-то напоминает Филиппу. Что-то из детства. Может быть, так пахли сдутые воздушные шарики. Скорее всего нет, но Филипп вспоминает именно о них, когда чувствует запах Пипы.
Его друг рассматривает манжеты своей фиолетовой рубашки и морщит нос.
***
- Посмотри на меня, Джекоб. Ты знаешь, человек должен стремиться к совершенству.
- Кто это сказал?
- Кто? Бог, конечно.
Тихо. Кажется, даже комната прислушивается к словам Филиппа.
- Нет, да я же серьезно. Человек создан для того, чтобы присоединиться к Богу. А для этого ему нужно стать совершенством.
- Богу?
- Да нет же! Бог и так совершенен. Ты послушай. Нет, ты послушай меня.
Филипп размахивает руками. Он притягивает своего друга ближе, цепляется за воротник его зеленой рубашки, и торопливо шепчет ему на ухо:
- Человек находится между совершенством и недостатками. Человек был создан в равновесии. Хочешь, выбираешь недостатки. Хочешь – совершенство. А каким бы хотел быть ты, а? Каким, Джекоб? Совершенством? Ты бы хотел стать однажды совершенством?
- А что нужно делать?
- Ооо, это нелегкий труд.
- Тогда нет, не хочу.
- Напрасно, напрасно.
- Ну, может быть, в другой раз.
Филипп на кухне. Чистит апельсин. И да, разговаривает с тем, кого называет Джекобом.
Апельсин большой. Сочный. И очень-очень оранжевый. Не желтоватый, а именно того правильного оранжевого цвета, какого, на взгляд Филиппа, и должен быть настоящий апельсин.
Филипп медленно снимает с него кожуру. Снимает с него кожу. Оставляя его таким трогательно-беззащитным, гладким, несовершенным, освежеванным, голым, голым! Он сдирает с него кожуру, он убивает его. Понемногу. Шаг за шагом. Кусочек за кусочком. Он отделяет плоть от плоти, слой от слоя, часть от части, нет, pars pro toto, нет, нет. Не так. Как это на латыни? Pars de toto? Часть от целого.
Кожура рвется и Филипп слушает этот звук. Филиппу нравится этот звук. Он заставляет Филиппа задуматься. И это так интересно – размышлять. О бренности, о беззащитности и о смысле. Зачем этот апельсин был рожден? Нет, нет. Апельсины, они не рождаются. Они…вырастают? Зачем этот апельсин рос, созревал? Должна же быть какая-то цель? Хоть у чего-то в этом мире должна же быть какая-то цель?
От таких мыслей Филипп смеется и только. Это могло бы быть грустным, эти мысли могли бы быть грустными. Но они стали смешными. Забавными. Почти веселыми.
Впрочем, нет. Не веселыми. Смешной же – это не обязательно веселый?
***
В одной из комнат дома Филиппа собрались три человека. Ни одного из них не зовут Филипп, и не одного из них не зовут Джекоб. Но, чтобы Вы немного разобрались, если только это вообще возможно, каждого из них Филипп называет Джекобом.
- Где он?
- Филипп? Должно быть, на кухне. Все в порядке, слишком далеко, чтобы он что-то услышал.
- Он говорил что-то про Бога.
- Да, и мне тоже. Как Вы думаете, ему лучше?
- Мне кажется, нет. Мне кажется, теперь у него еще и галлюцинации. Голоса, должно быть, или что-то еще.
- Знаете, иногда он выглядит таким… нормальным. Что я начинаю думать, не издевается ли он над нами. Вы же знаете, он слишком умен. Во всяком случае, был. А может быть, он до сих пор слишком умен. Вы не думали об этом?
- Глупости, Жан. Он не в себе, я уверен.
- Глупости, Жан. Ты паникуешь. Напрасно.
- Хотелось бы верить, что напрасно. С другой стороны, не делает ли это его еще более опасным?
- Жан. Мы его друзья.
- Да.
- Да.
А Филипп на кухне. Он ест апельсин, и липкий сок стекает по его подбородку. Его славная маленькая крыса Пипа рядом, она сидит на его плече и дергает усами. Ей совсем не нравится запах апельсина.
А Филиппу совсем не нравится разговор его Джекоба. Его друзей. Они считают его слабым и сумасшедшим. Как минимум в одном они ошибаются. Как минимум. Осталось только выбрать, в чем именно. И Филипп выберет. Доест апельсин и выберет.
Но он пока что умеет аккуратно снимать только кожуру, но не кожу.
Возможно, стоит подождать.
Возможно, он будет выбирать в следующий раз.
Любителям логики, нормальных сюжетов, нормальных героев, нормальных событий и внятного текста заглядывать под кат не рекомендуется.
читать дальше
Широкие подоконники в доме Филиппа прекрасны. Если взглянуть на них, представляя себя муравьем, они кажутся безграничными. Безбрежными молочными морями, нескончаемыми полями, на которых высятся огромные горы, глиняные горы, керамические горы, увенчанные гигантскими растениями.
Мир идеальных вещей. Идеальной формы, если только смотреть на них издалека. Но вблизи, если ты муравей, ты видишь крошечные трещины, выемки, несовершенства. Смотрят ли муравьи по сторонам? Может быть, может быть.
Но в доме Филиппа нет муравьев. Он следит за этим.
Филипп поливает цветы. Иногда капли воды попадают на гладкую поверхность подоконника, образуя на бесконечных полях небольшие водоемы. Небольшие относительно чего? Относительно безграничности, вероятно.
Десять горшков с фиалками выстроились ровной линией.
Один за одним.
Один за другим.
Старательные бойцы цветочных шахмат.
Им не хватает шлемов, должно быть. Слышите? Им не хватает шлемов.
Филипп в комнате не один. С ним друг. И они разговаривают.
И разговаривают.
И разговаривают.
- Джекоб. Ага. Джекоб. Ты слышал?
- Слышал что? А впрочем, наверное, слышал.
- Можешь себе представить. Ведь это же мысль – такая мысль.
- Какая мысль?
- Ну, про Бога.
- Где Бог?
- Да, вот и в самом деле – где?
- Говорят, на небесах.
- Небеса? Ты видел эти самые небеса, Джекоб?
- Но я же еще не мертв.
- Как скажешь.
Филипп поливает первую фиалку. Первую слева, я хочу сказать.
Филипп поливает третью фиалку.
Филипп поливает вторую фиалку.
Филипп поливает четвертую фиалку.
Такой способ кажется ему забавным.
Все это кажется ему таким забавным.
Особенно желтая рубашка того, кого он называет Джекобом.
***
Филипп кормит крысу. Свою маленькую беленькую крыску по имени Пипа.
У Пипы маленькие лапки, которыми она цепко сжимает кусочек яблока. И аккуратные зубки, которыми она его грызет.
Филипп смотрит на крысу и разговаривает с другом.
- Скажи мне, Джекоб. А ты веришь, что попадешь на Небеса после смерти?
- Говорят, туда не берут содомитов.
- Содо… кого? А. Значит, нам прямая дорога в Ад? Как грустно.
- Ты еще можешь покаяться.
- Нет, Джекоб. Больше нет.
У Пипы тоненький хвостик, голенький хвостик. Маленький розовый канатик, зачем-то привязанный к шерстяному дикобразу. Почему дикобразу? Потому что на спине Пипы такая длинная шерсть, которая немного топорщится, когда Пипа встает на все четыре лапки. Когда Пипа выгибает спинку горбиком. Она похожа на дикобраза, и кажется, что можно уколоться, если ее потрогать.
Филипп поднимает Пипу в воздух, подцепляя под передние лапки. Крыса замирает и не шевелится. Она терпит и ждет, когда ее отпустят. Если ей надоест терпеть, или станет больно, она начнет вырываться. Но пока что Пипа терпит. Ее худое тельце зажато в кольце пальцев Филиппа, крепко, но бережно. Ее задние лапки напряжены, передние расслабленны и лежат на пальцах Филиппа. Хвост Пипы, этот розовый непонятный канатик, судорожно цепляется за его руку, и Филипп ощущает тонкие колючие волоски, царапающие кожу.
От Пипы пахнет крысой. Чистой аккуратной крысой, не так давно вымытой, но шампунь почти выветрился, и остался только крысиный запах, запах крысиной шерсти. Он что-то напоминает Филиппу. Что-то из детства. Может быть, так пахли сдутые воздушные шарики. Скорее всего нет, но Филипп вспоминает именно о них, когда чувствует запах Пипы.
Его друг рассматривает манжеты своей фиолетовой рубашки и морщит нос.
***
- Посмотри на меня, Джекоб. Ты знаешь, человек должен стремиться к совершенству.
- Кто это сказал?
- Кто? Бог, конечно.
Тихо. Кажется, даже комната прислушивается к словам Филиппа.
- Нет, да я же серьезно. Человек создан для того, чтобы присоединиться к Богу. А для этого ему нужно стать совершенством.
- Богу?
- Да нет же! Бог и так совершенен. Ты послушай. Нет, ты послушай меня.
Филипп размахивает руками. Он притягивает своего друга ближе, цепляется за воротник его зеленой рубашки, и торопливо шепчет ему на ухо:
- Человек находится между совершенством и недостатками. Человек был создан в равновесии. Хочешь, выбираешь недостатки. Хочешь – совершенство. А каким бы хотел быть ты, а? Каким, Джекоб? Совершенством? Ты бы хотел стать однажды совершенством?
- А что нужно делать?
- Ооо, это нелегкий труд.
- Тогда нет, не хочу.
- Напрасно, напрасно.
- Ну, может быть, в другой раз.
Филипп на кухне. Чистит апельсин. И да, разговаривает с тем, кого называет Джекобом.
Апельсин большой. Сочный. И очень-очень оранжевый. Не желтоватый, а именно того правильного оранжевого цвета, какого, на взгляд Филиппа, и должен быть настоящий апельсин.
Филипп медленно снимает с него кожуру. Снимает с него кожу. Оставляя его таким трогательно-беззащитным, гладким, несовершенным, освежеванным, голым, голым! Он сдирает с него кожуру, он убивает его. Понемногу. Шаг за шагом. Кусочек за кусочком. Он отделяет плоть от плоти, слой от слоя, часть от части, нет, pars pro toto, нет, нет. Не так. Как это на латыни? Pars de toto? Часть от целого.
Кожура рвется и Филипп слушает этот звук. Филиппу нравится этот звук. Он заставляет Филиппа задуматься. И это так интересно – размышлять. О бренности, о беззащитности и о смысле. Зачем этот апельсин был рожден? Нет, нет. Апельсины, они не рождаются. Они…вырастают? Зачем этот апельсин рос, созревал? Должна же быть какая-то цель? Хоть у чего-то в этом мире должна же быть какая-то цель?
От таких мыслей Филипп смеется и только. Это могло бы быть грустным, эти мысли могли бы быть грустными. Но они стали смешными. Забавными. Почти веселыми.
Впрочем, нет. Не веселыми. Смешной же – это не обязательно веселый?
***
В одной из комнат дома Филиппа собрались три человека. Ни одного из них не зовут Филипп, и не одного из них не зовут Джекоб. Но, чтобы Вы немного разобрались, если только это вообще возможно, каждого из них Филипп называет Джекобом.
- Где он?
- Филипп? Должно быть, на кухне. Все в порядке, слишком далеко, чтобы он что-то услышал.
- Он говорил что-то про Бога.
- Да, и мне тоже. Как Вы думаете, ему лучше?
- Мне кажется, нет. Мне кажется, теперь у него еще и галлюцинации. Голоса, должно быть, или что-то еще.
- Знаете, иногда он выглядит таким… нормальным. Что я начинаю думать, не издевается ли он над нами. Вы же знаете, он слишком умен. Во всяком случае, был. А может быть, он до сих пор слишком умен. Вы не думали об этом?
- Глупости, Жан. Он не в себе, я уверен.
- Глупости, Жан. Ты паникуешь. Напрасно.
- Хотелось бы верить, что напрасно. С другой стороны, не делает ли это его еще более опасным?
- Жан. Мы его друзья.
- Да.
- Да.
А Филипп на кухне. Он ест апельсин, и липкий сок стекает по его подбородку. Его славная маленькая крыса Пипа рядом, она сидит на его плече и дергает усами. Ей совсем не нравится запах апельсина.
А Филиппу совсем не нравится разговор его Джекоба. Его друзей. Они считают его слабым и сумасшедшим. Как минимум в одном они ошибаются. Как минимум. Осталось только выбрать, в чем именно. И Филипп выберет. Доест апельсин и выберет.
Но он пока что умеет аккуратно снимать только кожуру, но не кожу.
Возможно, стоит подождать.
Возможно, он будет выбирать в следующий раз.
@темы: бумагомарание, ориджинал
-
-
25.12.2009 в 22:28-
-
25.12.2009 в 22:41-
-
27.12.2009 в 19:52-
-
27.12.2009 в 19:56-
-
27.12.2009 в 20:30Нууу, что значит "не пугайся"? Меня таким не испугать, напротив.
У меня, кстати, эти фиалки не в первом рассказе помянуты. Однажды меня очень впечатлили семь засохших фиалок, выстроившиеся на подоконнике у Зантсу.
Так все-таки ты совсем-совсем передумала?
-
-
27.12.2009 в 20:33Понимаешь, я хотела написать тебе сказку, начала и поняла, что это во-первых, ни разу не слэш, во-вторых, ни разу не похоже на сказку, и что самое обидное - это ну ни разу не может понравится тебе (
-
-
27.12.2009 в 20:35Нуу, что ж. Жаль.
-
-
27.12.2009 в 20:43Ох, самой как жаль.(